Вячеслав, 64 - 17 апреля 2011 18:01

Я НЕ АНГЕЛ

Есть на мне ещё один грешок, висящий ещё со школьных времён. В ту пору учителем русского языка и литературы, а заодно и классным руководителем, была у нас женщина преклонного возраста и очень сложного характера. Проще говоря, она была злобной сварливой старухой, которую не очень любили ученики. Надо сказать, что она носила звание "Народный учитель СССР" и постоянно напоминала нам об этом, как бы проводя сравнение. Но поскольку мы до её уровня подняться не могли, а она, естественно, не собиралась опускаться до нашего, то не очень понятно было для чего она упоминала об этом. Уважения у старшеклассников она этим снискать не могла и, даже если заслуженно имела звание, то всё-равно называли её "Заслуженной Каргой СССР".
Так вот. В середине девятого класса у меня был роман (скорее, интрижка) с новенькой девочкой одноклассницей, как-то сам собой перетекший из дружеско-романтичного в постельный. И всё бы ничего, да очередная медкомиссия выявила факт отсутствия у неё девственности и наличия регулярной половой жизни. А поскольку мы почти всегда были вместе, то никто не удивился, когда она, в "доверительной беседе" рассказала о наших отношениях. Со стороны педсовета начались выяснения, беседы, угрозы .... И, может быть, эта история не стала бы достоянием школы; всё закончилось бы вызовом родителей, разбирательством и переездом девочки в районный город, к маминой сестре. Да не тут-то было! На горизонте возникла криво ухмыляющаяся физиономия класснухи, однажды с порога литкабинета заявившая, что готова отдать часть своих учебных часов "красавцу мужчине", который даст одноклассникам урок-наставление по поводу ввода во взрослую жизнь. "Не так ли, Щербаков? Ты ведь у нас уже достаточно взрослый и обладаешь изрядным опытом!"
Этим она и подписала себе приговор! Я не жаждал народной славы, тем более, что на педсовете все дали слово (директор в том числе), что огласки эта история не получит. А подросткам, с их буйной фантазией, подкреплённой смутными подозрениями, вполне хватило брошенной ею фразы.
Поскольку предметы мне давались легко, а литература была чуть ли не любимой, то на этом поприще она меня достать не могла. Но регулярно делала какие-то намёки или проводила сравнение с литературным героем, переспрашивая то и дело: "Так, Щербаков? Ты ведь всё знаешь, вы ведь с М. это проходили." Постоянные напоминания и, довольно прозрачные, намёки сделали своё дело, я стал всячески портить ей жизнь. Заранее изучал материал и делал поправки на уроке. Вставлял реплики, называл забытые ею даты и фамилии, язвил по поводу и без повода, открыто хамил .... В общем опять попал к директору. Дал слово не делать этого.
Но конфронтация, в виде мелких уколов, продолжалась.
Был у неё один существенный недостаток. Она, не стесняясь, осыпала класс довольно нелицеприятными терминами. Именно это и дало мне повод для поступка, который, в последующем, серьёзно скажется на её здоровье и жизни. Был конец учебного года и в школе работала комиссия из ОблОНО, возглавляемая каким-то московским инспектором. За два спаренных урока, проводимых класснухой, я исписал выдранный лист теми самыми эпитетами, которыми она "любовно" награждала нас. В "коллекции" были - пни, бараны, дубины стоероссовые, чурки с глазами, дебилы ..... Мы были - "зарослями пустоголового орешника", "претендентами на дворницкую метлу", "поколением, обречённым жить на дне общества",- потому как на большее, по её мнению, мы претендовать не могли. На перемене я показал лист классу и предложил подписаться и сдать членам комиссии. Подписались почти все!
Лист я вручил москвичу, возглавлявшему комиссию, с кратким изложением недовольств, выражаемым всеми старшеклассниками у которых она ведёт свои предметы.
Листок произвёл эффект разорвавшейся бомбы!
Начались вызовы, выяснения, допытывания, уговоры .....
Скорая забрала её прямо из школы.
Суматоха не стихала ещё неделю. Потом были опять собрания, разбирательства. Почти все отказались от своих подписей, мотивируя тем, что они не знали что это и для чего. Потом была угроза отчисления и полное отчуждение со стороны тех, кто души не чаял в любимом педагоге.
И, наконец, визит в дом к больной, с настоятельным советом директора, принести ей свои извинения.
Стою у кровати. Жуткое чувство неловкости и какой-то жалости к пожилому, худому, сморщенному человеку, лежащему на постели. Долго молча смотрим друг на друга. Наконец она прерывает молчание фразой: - "Что, добился своего? Упёк бабку в гроб. Нет желания извиниться за свои выкрутасы? Что молчишь как пень?
Последнее слово выводит меня из ступора и я, в свою очередь, спрашиваю:
- "А Вы не хотите принести мне свои извинения?"
Глаза её налились кровью и готовы были вот-вот вылезти из орбит. Она подняла вытянутый палец, указывающий на дверь и прошипела:
- "Вон!!!"
Она умерла на следующий день.
Меня никто ни о чём не спрашивал.

ps История реальная, лишённая лишь некоторых подробностей.

• 
• 
•