Наверх
Войти на
сайт
Регистрация на
сайте
Зарегистрироваться
На сайте недоступна
регистрация через Google
регистрация через Google
Перед регистрацией важно знать:
Регистрация на нашем хорошем сайте знакомств - абсолютно бесплатна!
Полезный совет:
- Интересный ник привлечёт больше внимания к твоей анкете!
Леля, 50 - 23 марта 2012 03:12
[B]Говорите с Родителями
(из непридуманного)[/B]
..Дяде Мише лет 65. Все 10 лет, что я обитаю в своем районе, он чинит обувь в своей будочке, не забывая при встрече каждый раз намекнуть, что он «еще мужчина хоть куда» и «обеспечить в состоянии не только себя» (значительно-ироничный взгляд круглых голубых глаз поверх очков).. Собственно, дядя Миша состоит их окружностей – глаза, лицо, живот. Вокруг этих правильных Буддовых пропорций располагаются ноги (устойчиво-вертикальны), руки (в одной обычно ваш, например, сапог, зато другая помогает ему разговаривать , и оттого в пространстве стабильное положение занимать не может), и очки. Очки кочуют с лица в руки и обратно и тоже помогают самовыражению.
-Я ж вижу, - говорит он как бы невидимому слушателю, -как она идет.. Идет-идет, а в мою сторону поглядывает. Нет, что ты смеешься, не поглядываешь?
-Конечно, - соглашаюсь, - на кого тут поглядывать еще?
-Вооот! (торжествующе -благосклонно).. И я тебе всегда рад. И чего я тебе так всегда рад? Вот ведь не было ничего ... Или было? (провокационная пауза, МХАТ давится папиросой)
-Не припомню я что-то, может в другой жизни?..
-В другой – это да-а.. Я вот думаю, что в другой жизни был доктором. А почему? А потому, что они все знают, как жить. Но, слышишь, все, что они последнее время говорят, как жить надо, я всю жизнь и делал. От ты посмотри на нее, смеется опять..
Правильно, говорю, жил я! В голову лишнего не брал, и чужого в руки, ну и что, что без верхнего образования.. Хотя!.. есть одно - только не смейся – университет марксизма –ленинизма. Я ж из армии как вернулся, стал завцеха, ну и пошло – без партии нельзя было, и в партию вступил, и работал, и сидел даже.. а что, я и не стесняюсь. Что было, то было. А ты меня спроси, я счастлив?
-Вы счастливы?
-Да!.. у меня дети, внуки. И этот вот (потрясает сапогом) бизнес. У сына два верхних образования. Он меня не слушает. Он думает, он умнее.. А я радуюсь, что прожил именно такую жизнь..
Дом у меня и сад. О, как я тот дом строил.. Ну, участок давали, я взял. Пришел туда, смотрю и думаю – Господи, ну как его строить? С чего, с каких денег?.. Боже, то ж не с нашими деньгами дом построить..
А ОН мне тогда сказал – Стройся, Миша, ты что, хуже других?..
И стал я строить, и днем и ночью, и где что взялось, и машины пригонял с матерьялами.. Соседи думали, что я гинеколог или директор фабрики – так я строил…
Говорить. Говорить надо с Отцом нашим Небесным, и будешь все знать про жизнь.
(из непридуманного)[/B]
..Дяде Мише лет 65. Все 10 лет, что я обитаю в своем районе, он чинит обувь в своей будочке, не забывая при встрече каждый раз намекнуть, что он «еще мужчина хоть куда» и «обеспечить в состоянии не только себя» (значительно-ироничный взгляд круглых голубых глаз поверх очков).. Собственно, дядя Миша состоит их окружностей – глаза, лицо, живот. Вокруг этих правильных Буддовых пропорций располагаются ноги (устойчиво-вертикальны), руки (в одной обычно ваш, например, сапог, зато другая помогает ему разговаривать , и оттого в пространстве стабильное положение занимать не может), и очки. Очки кочуют с лица в руки и обратно и тоже помогают самовыражению.
-Я ж вижу, - говорит он как бы невидимому слушателю, -как она идет.. Идет-идет, а в мою сторону поглядывает. Нет, что ты смеешься, не поглядываешь?
-Конечно, - соглашаюсь, - на кого тут поглядывать еще?
-Вооот! (торжествующе -благосклонно).. И я тебе всегда рад. И чего я тебе так всегда рад? Вот ведь не было ничего ... Или было? (провокационная пауза, МХАТ давится папиросой)
-Не припомню я что-то, может в другой жизни?..
-В другой – это да-а.. Я вот думаю, что в другой жизни был доктором. А почему? А потому, что они все знают, как жить. Но, слышишь, все, что они последнее время говорят, как жить надо, я всю жизнь и делал. От ты посмотри на нее, смеется опять..
Правильно, говорю, жил я! В голову лишнего не брал, и чужого в руки, ну и что, что без верхнего образования.. Хотя!.. есть одно - только не смейся – университет марксизма –ленинизма. Я ж из армии как вернулся, стал завцеха, ну и пошло – без партии нельзя было, и в партию вступил, и работал, и сидел даже.. а что, я и не стесняюсь. Что было, то было. А ты меня спроси, я счастлив?
-Вы счастливы?
-Да!.. у меня дети, внуки. И этот вот (потрясает сапогом) бизнес. У сына два верхних образования. Он меня не слушает. Он думает, он умнее.. А я радуюсь, что прожил именно такую жизнь..
Дом у меня и сад. О, как я тот дом строил.. Ну, участок давали, я взял. Пришел туда, смотрю и думаю – Господи, ну как его строить? С чего, с каких денег?.. Боже, то ж не с нашими деньгами дом построить..
А ОН мне тогда сказал – Стройся, Миша, ты что, хуже других?..
И стал я строить, и днем и ночью, и где что взялось, и машины пригонял с матерьялами.. Соседи думали, что я гинеколог или директор фабрики – так я строил…
Говорить. Говорить надо с Отцом нашим Небесным, и будешь все знать про жизнь.
Добавить комментарий
Комментарии: 1
ВСТРЕЧА
/из стыренного/
Своих я вычисляю за секунду, каким-то звериным чутьём.
Отнесла сапоги в мастерскую.
Оформляет заказ мужчина, полный, голубоглазый, русоволосый.
По виду - обычный житель средней полосы. Но я-то вижу, что наш.
Притом совсем земляк, бердский, или, может быть, лорийский.
Мы живём в высокогорье, туда редко кто из кочевников добирался,
поэтому аборигены сохранили, скажем так, свой исторический
внешний вид - крупные, ширококостные, светлоглазые, русые.
- Здравствуйте, - говорю,- мне бы набойки поменять.
На стене висит большая чеканка. Я даже не глядя могу сказать,
что на ней изображено. Конечно же, Арарат. Куда нам без Арарата!
Зимой какие-то безголовые балбесы нарисовали на двери мастерской
свастику. Сапожник аккуратно обвёл её краской, превратил лопасти
в лепестки. Получилась кривенький четырёхлапый листик клевера.
Символ счастья?
Берёт сапоги, рассматривает каблуки. Цокает языком, недовольно
хмурится. Даю руку на отсечение, думает: "Сразу видно - не армяне делали. Если бы армяне, фиг бы набойки так быстро отвалились"
О, это великое самомнение маленьких народов!
- С вас двести рублей, - начинает заполнять квитанцию, - фамилия?
- Абгарян, - говорю я, пряча улыбку.
Он вскидывает глаза:
- Из Армении?
- Да. А вы?
- Тоже.
- Откуда?
- Из Берда.
- Я так и знала! Я сразу поняла, что вы мой земляк.
- Вы чья дочка? /Никогда не спросят имени. Всегда - чья дочка.
Или - из какого рода/
- Доктора Абгаряна.
- О, а я из рода Меликян. Знаю, ваша бабушка тоже была Меликян.
С вас семьдесят рублей. Только за материал возьму, за работу не буду.
- Мне неудобно. Давайте я заплачу, как все.
- Обижаете, сестра. Или не приходите больше к нам,
или платите, сколько я говорю.
Торговалась с пеной у рта. Заплатила сто двадцать рублей.
Недавно иду из магазина, он высовывается по пояс в окно.
- Подождите. Вы Наринэ Абгарян?
- Да.
- Сейчас! - выскакивает из мастерской, бежит, размахивая "Манюней"
- Подпишите, пожалуйста, дочкам. Я уже неделю вас караулю,
по фотографии на обложке вычислил, что это вы.
- Как дочек зовут?
- Дарья и Маринэ.
- Вразнобой назвали?
- Ага, жена русская. Честно поделили.
- А если мальчик?
- Если мальчик, назовём обтекаемо.
- Как это - обтекаемо?
- Максим. Чтобы и нашим, и вашим.
Посмеялись.
Я делаю зарубку на памяти - Степан Меликян, сын Амирама Меликяна,
сапожник. Потяни за ниточку - и воспоминания превратятся в ленту
Мёбиуса - как бы далеко ни уходил, возвращаешься в отправную точку.
Каменный дом с потемневшей от времени деревянной верандой,
большой яблоневый сад, обязательное тутовое дерево во дворе –
в июне Амирам будет стряхивать спелые, сладкие плоды, легонько
колотя дубинкой по веткам. А домашние будут ловить в большой
тент стремительно темнеющие от медового сока ягоды.
Тент отзывается дробным стуком на звездопад тутовых плодов -
пх-пх, пх-пх, пх-пх. Если спрятаться под ним, то кажется,
что идёт самый настоящий град. Маленький Степан подставляет спину
падающим ягодам, ойкает. Выползает счастливый, шербетно-липучий,
перемазанный с ног до головы тутовым соком.
Дровяная печка в подвале - бабушка СалО печёт на ней ципул -
нарезанный тонкими ломтями сырой картофель. Картофель мигом
схватывается румяной корочкой, скворчит. Бабушка поддевает его
ножом, переворачивает на другой бок. Посыпает крупной солью,
дует, чтобы немного остыл и протягивает внуку - ешь!
- Сало, ай, Сало! Саломэ! - кричит через забор соседка тётя Марго.
У соседки противный голос - с ржавыми переливами, пронзительный и тонкий.
- Ну, чего тебе, Маргрит? - выходит на порог бабушка Сало.
- Одолжи закваску для мацуна. Моя вышла, - тётя Марго протягивает
глиняную плошку. По боку плошки змеится тонкая трещина.
- Заходи, ципул поешь!
- Не хочу, спасибо. Побежала я. А то молоко остынет -
мацун не получится...
С громким стуком захлопывается дверь мастерской - Степан убежал
принимать очередной заказ. Я стою, ошеломлённая, посреди Москвы.
В воздухе кружит мартовский снег. Если поймать его на кончик
языка, он пахнет горным родником. И совсем немного - подснежниками.
/из стыренного/
Своих я вычисляю за секунду, каким-то звериным чутьём.
Отнесла сапоги в мастерскую.
Оформляет заказ мужчина, полный, голубоглазый, русоволосый.
По виду - обычный житель средней полосы. Но я-то вижу, что наш.
Притом совсем земляк, бердский, или, может быть, лорийский.
Мы живём в высокогорье, туда редко кто из кочевников добирался,
поэтому аборигены сохранили, скажем так, свой исторический
внешний вид - крупные, ширококостные, светлоглазые, русые.
- Здравствуйте, - говорю,- мне бы набойки поменять.
На стене висит большая чеканка. Я даже не глядя могу сказать,
что на ней изображено. Конечно же, Арарат. Куда нам без Арарата!
Зимой какие-то безголовые балбесы нарисовали на двери мастерской
свастику. Сапожник аккуратно обвёл её краской, превратил лопасти
в лепестки. Получилась кривенький четырёхлапый листик клевера.
Символ счастья?
Берёт сапоги, рассматривает каблуки. Цокает языком, недовольно
хмурится. Даю руку на отсечение, думает: "Сразу видно - не армяне делали. Если бы армяне, фиг бы набойки так быстро отвалились"
О, это великое самомнение маленьких народов!
- С вас двести рублей, - начинает заполнять квитанцию, - фамилия?
- Абгарян, - говорю я, пряча улыбку.
Он вскидывает глаза:
- Из Армении?
- Да. А вы?
- Тоже.
- Откуда?
- Из Берда.
- Я так и знала! Я сразу поняла, что вы мой земляк.
- Вы чья дочка? /Никогда не спросят имени. Всегда - чья дочка.
Или - из какого рода/
- Доктора Абгаряна.
- О, а я из рода Меликян. Знаю, ваша бабушка тоже была Меликян.
С вас семьдесят рублей. Только за материал возьму, за работу не буду.
- Мне неудобно. Давайте я заплачу, как все.
- Обижаете, сестра. Или не приходите больше к нам,
или платите, сколько я говорю.
Торговалась с пеной у рта. Заплатила сто двадцать рублей.
Недавно иду из магазина, он высовывается по пояс в окно.
- Подождите. Вы Наринэ Абгарян?
- Да.
- Сейчас! - выскакивает из мастерской, бежит, размахивая "Манюней"
- Подпишите, пожалуйста, дочкам. Я уже неделю вас караулю,
по фотографии на обложке вычислил, что это вы.
- Как дочек зовут?
- Дарья и Маринэ.
- Вразнобой назвали?
- Ага, жена русская. Честно поделили.
- А если мальчик?
- Если мальчик, назовём обтекаемо.
- Как это - обтекаемо?
- Максим. Чтобы и нашим, и вашим.
Посмеялись.
Я делаю зарубку на памяти - Степан Меликян, сын Амирама Меликяна,
сапожник. Потяни за ниточку - и воспоминания превратятся в ленту
Мёбиуса - как бы далеко ни уходил, возвращаешься в отправную точку.
Каменный дом с потемневшей от времени деревянной верандой,
большой яблоневый сад, обязательное тутовое дерево во дворе –
в июне Амирам будет стряхивать спелые, сладкие плоды, легонько
колотя дубинкой по веткам. А домашние будут ловить в большой
тент стремительно темнеющие от медового сока ягоды.
Тент отзывается дробным стуком на звездопад тутовых плодов -
пх-пх, пх-пх, пх-пх. Если спрятаться под ним, то кажется,
что идёт самый настоящий град. Маленький Степан подставляет спину
падающим ягодам, ойкает. Выползает счастливый, шербетно-липучий,
перемазанный с ног до головы тутовым соком.
Дровяная печка в подвале - бабушка СалО печёт на ней ципул -
нарезанный тонкими ломтями сырой картофель. Картофель мигом
схватывается румяной корочкой, скворчит. Бабушка поддевает его
ножом, переворачивает на другой бок. Посыпает крупной солью,
дует, чтобы немного остыл и протягивает внуку - ешь!
- Сало, ай, Сало! Саломэ! - кричит через забор соседка тётя Марго.
У соседки противный голос - с ржавыми переливами, пронзительный и тонкий.
- Ну, чего тебе, Маргрит? - выходит на порог бабушка Сало.
- Одолжи закваску для мацуна. Моя вышла, - тётя Марго протягивает
глиняную плошку. По боку плошки змеится тонкая трещина.
- Заходи, ципул поешь!
- Не хочу, спасибо. Побежала я. А то молоко остынет -
мацун не получится...
С громким стуком захлопывается дверь мастерской - Степан убежал
принимать очередной заказ. Я стою, ошеломлённая, посреди Москвы.
В воздухе кружит мартовский снег. Если поймать его на кончик
языка, он пахнет горным родником. И совсем немного - подснежниками.