Евлампий, 55 - 17 сентября 2007 18:38

Дождь…. Еще недавно, в жарком мареве асфальта, так желалось его отрезвляющей прохлады, и вот…. Вот и осень!
По утрам, глядя на пейзаж за окном, хочется изолировать себя от сырого воздуха нетопленного помещения теплым одеялом и забыться еще часов на несколько. Горячий завтрак (кто бы приготовил! ) и к ящику: тупо пялиться сквозь него и думать о своем. Недавно у Веллера прочитал рассказ, где мужичок, аккурат моего возраста, хотел того же – подумать, лежа у речки под раскидистым деревом, но когда нашел речку и дерево, поймал себя на мысли, что не думается. Вот и я, ловлю себя на мысли - не думается. Выползаю из теплой резервации в содрогающую действительность. Рядом Барбос жмется – есть и гулять! Блин, надо же, завел 10 лет назад геморрой, теперь каждый день, несмотря ни на что, минимум полчаса, два раза в день. Но здесь, в деревне, собака приобретает иной смысл – это друг, спутник в моих скитаниях по лесу, а иногда безмолвный собеседник. Натягиваю прорезиненный ОЗК и на улицу.
Понимаю Пушкина! Мелкая изморозь и осенняя хмурь навевает неподдающийся описанию «романтизьм». Лес выглядит хмурым и оттого кажется таинственным и манящим. А почему бы и нет! Беру камеру, пакет под грибы и вперед. Барбос вне себя от счастья – для него не существует погоды, когда хороший хозяин его гулять не выгонит. Мне уже сорок, ему, по собачьим меркам, под 70, но мы, как дети, радуемся любой возможности выйти в лес. Для практичных деревенских я выгляжу психом, но есть в моем сумасшествии понятный только мне кайф.
В лесу тихо, сыро, неповторимый запах природы, готовящейся ко сну. Ни души; ни грибников, что с остервенелым видом носятся по лесу, ни комаров, звенящих над ухом до одури, никого, только мы вдвоем - осень.
Практичные местные ошиблись: грибов хоть косой коси. Камера только мешает, не знаю, зачем ее беру с собой, но так повелось еще у десятилетнего мальчика, который был очарован этой красотой и до сих пор не расстается с фотоаппаратом, в надежде сфотографировать местную фауну или причудливо готовящуюся к зиме флору. Падаю под смолистой сосной; гляжу на низкие облака, что несет ветер на запад, слушаю гомон гусей, что потянулись на юг. Так здорово, что не позволил себе остаться дома и вести монолог с телевизором, так здорово, что умею получать удовольствие от созерцания всей этой неспешной красоты. Барбос пристроился рядом, тяжело дыша – устал. Пора домой.
Вот и деревня в сизой дымке печных труб, в желтом прикиде осенней листвы, в лае собак от которого у моего Барбоса появляется второе дыхание и, задрав хвост, он устремляется вперед, постоянно оглядываясь: Ну что же ты так медленно, там же сучки заждались! Грозно прикрикиваю, осаживая. От его любви ничего, кроме блох – собачьего ЗППП. Да и не сезон сейчас.
Тепло обжитого дома – приехали родители. Щи, жареные грибы с картошкой, холодно-обжигающее тепло водки. Одна, вторая, третья – хватит. Родители – это единственные люди, которые любят меня таким, какой я есть и без всяких условностей. Дай бог им здоровья! Отец от выпитого забалагурил, вспоминая студенческую питерскую юность. Из него неплохой бы артист получился, но стал врачом. Подыгрываю ему. Ржач за столом…! Так редко удается, вот так собраться и поговорить по душам!
Между стульев, с видом Кисы Воробьянинова, что «не ел три дня», протискивается Барбос. Профессиональный попрошайка, как не отучай. Ладно, держи колбаски, все же ты у меня для радости, а не для «аппорт-принеси-голос».
За окном сумерки, барабанящий дождик, лишь усиливает чувство единения людей за столом и природы, свет не зажигаем – любуемся ускользающей красотой. Грусть и радость – такое возможно только осенью.
Эх, по последней, за закрытие дачного сезона. Дай бог, весной встретимся тем же составом. Ты уж, Барбос, не подведи!
Дай бог здоровья нам всем! Вот уж теперь точно – по последней…

• 
• 
•