Alexander, 52 - 18 марта 2007 08:27

Моей приятельнице в Германии часто приходится переводить для так называемых "беженцев" с территории всего бывшего Советского Союза.
В пересылочном лагере нужно сначала пройти собеседование и ответить на вопросы немецкой иммиграционной службы типа "по каким мотивам вас преследуют на родине" и "зачем приехали в нашу красивую страну".

Язык межнационального общения со всеми бывшими советскими - русский.
Надо сказать, что в Германию приезжают обычно чисто по экономическим соображениям, но чтобы остаться хотя бы ненадолго, причину надо придумать политическую, и покруче.
Но вот причин этих с распадом Союза как бы больше и нет, и новоявленным солженицыным приходится искать другие причины.
А Германия, как и большая часть свихнувшейся Европы, тоже теперь активно выступает за защиту прав голубых, розовых (лесбиянок) и прочих там зеленых.

И тут прошел слух в лагере для беженцев, что для того, чтобы остаться в Дойчланде, нужно всего лишь обладать сексуальной ориентацией, за которую еще есть соответствующая статья в Уголовном Кодексе своей страны.

Как можно эту ориентацию доказать, прости, не знаю.
Может, им там надо следственный эксперимент ставить?

Ну, так вот, что произошло:
Вызывают мою знакомую переводить собеседование для очередного преследуемого лица. Пришла она, а в кабинете уже сидит скучающий полицейский, который это собеседование и должен проводить.
Вызывают беженцев, и в комнату входит мужчина, за которым покорно семенят жена и трое дошкольного возраста ребятишек, прибывших из одной солнечно-нефтяной кавказской республики.
Семья явно простая, интеллектом не изуродованная. Мужика условно назовем Махмуд.
Теперь само интервью:

Полицейский:
- Почему вы решили приехать в ФРГ?
Махмуд, так важно:
- А нас прэслэдуют.
- По какой причине вас преследуют?
Махмуд с такой кавказской гордостью:
- А мы... эта... гомосексалисты!

Полицейский кладет ручку на стол и совершенно серьезно спрашивает:
- Что, и дети тоже?
Махмуд так же серьезно:
- Дэти тоже. По гэнам пэрэшло.
Лицо полицейского начинает дергаться, и Махмуд, видя это, обращается к переводчице, которая тоже борется со спазмами:
- Дошка, слишиш, если нэ так, то ты ему скажи, что нэ все дети, а толко два. Трэтый маленкый, он эшо нэ научильса...

Алла, так зовут мою приятельницу, кое-как перевела.
Полицейский, еле сдерживая смех, уткнулся клювом в протокол и в таком положении с расстояния одного сантиметра записывает показания Махмуда.
А по закону записывать надо все! И немецкий мент пишет "младший еще не научился", и кусает губы...
А Махмуд видит, что-то не так, но не понимает что. Оттого распаляется еще больше:
- Слишьишь, дочка, Да; если я что нэ так сказал, то знаиш, давай ты за меня скажи. Ти же знаиш, как надо. А я подпишу! А потом, знаиш, в долгу пэред тобой не буду, - дэнги ест, все ест! Мне в лагере сказали, иди скажи, что ты гомосексуальщик или как там... тогда оставят. А то я нэ ошень знаю, што эта ваабще такой?

Не видя реакции, Махмуд снова обращается к полицейскому:
- А што, дарагой, э? Зачем нэ вериш? Я гомосексист, жена мая, мой атец гомосексист, мой дед тоже был гомосексист! Ми все потомственные гомосексисты!

Тут у Аллы из глаз потекли слезы, и она вышла. Когда она вернулась, полицейский быстро закончил интервью и выпроводил "потомственного голубого" из кабинета.
По пути "беженец" заглядывал переводчице в глаза и томил расспросами:
- Дочка, а скажи, харашо да все, Да?
На что Алла так же проникновенно смотрела ему в его глаза и отвечала:
- Лучше не бывает!

• 
• 
•